- И все ж боязно, девки, - чай, о самом сокровенном гадать собрались. А коли перепутаются нити судеб? Отвернется Доля да все глаза мимо проглядит, не убережет от сестрицыных козней, - Ждана, бледноватая в скудном свете единственной заженной лучинки, беспокойно теребила конец светлой косы. Красивая была у нее коса, любой девице на зависть - длинная, с руку толщиной. Раньше, бывало, молодчики, что понаглее, так и норовили дёрнуть со всей силы да понасмешничать над заливавшейся слезами девчонкой - а теперь все чаще, сами робея, привозили ей с ярмарок и торгов разноцветные ленты, меж собой соревнуясь, чей дар больше придётся красавице по сердцу.
В полумраке сеновала все оттенки словно бы поблекли, утратили обычную яркость, не позволяя разглядеть, какого цвета сейчас было вплетенное в ее волосы украшение - но щекой прижавшаяся к плечу вздумавшей в последний момент пойти на попятный подруги Деяна, украдкой приглядываясь ко вроде бы серой ленте, готова поклясться была, что на свету та оказалась бы темно-зеленой, совсем как искры, мелькавшие на солнце в карих глазах Жданы. Выбранный и принятый с любовью, чаще всех прочих виднелся этот подарок под собиравшими косу пальцами - не стала бы суеверная девушка отказываться от него в ночь, когда они задумали колдовство творить.
- Знаем мы твоё "боязно", - не выдержала, шепнула Деяна, поднимая на рассевшихся в круг вокруг деревянного таза девушек беззлобным смехом сверкнувший взгляд, - Милютой кличут. Было б, о чем тревожиться, глупая. Такого даже ежели захочешь - и стаей вурдалаков не отвадишь, что там водицей заговоренной. Дремлет твоя Недоля, да так, что и горем, и счастьем не добудиться.
- Да разве ж это заговоренная? Для того ведьма нужна али хоть знахарка какая - а мы нашептали, что от старших подслушали, и то переврали небось, - распустившая волосы Добрея походила на русалку - большеглазая, низко склонившаяся над полным до краев тазом и с сомнением пытавшаяся рассмотреть свое отражение в водной глади. Отвлек её от того лёгкий толчок придумавшей всю забаву Отрады, и на нее, и на зардевшуюся от разговоров о любимом Ждану глядевшей почти обижено.
- Коли не по нраву вам, зачем помогали мне полночную воду тащить да наговор над ней читать? Трусите аль не верите - ступайте спокойно по домам, мы с Деяной и без вас справимся, - начала с хорошо слышимой в резковатом тоне пылкостью - но, не встретив сопротивления, смягчилась, вопрошая нетерпеливо, - ну так что, разойдетесь - иль начнём наконец?
Подруги переглянулись молча - и, выражая общую волю, Деяна кивнула, нехотя поднимая голову со жданиного плеча. В затеянное обычной, не колдовской даже ночью гадание ей верилось мало - да только возражать Отраде и веселье портить все равно не хотелось - особенно теперь, когда едва светившая лучинка заставляла темноту вокруг дрожать замысловатыми силуэтами, а ветер подвывал в углах сеновала, пробирая даже под накинутым сверху рубахи теплым платком.
- Пить надобно прямо из таза - черпайте ладонями да приговаривайте: "умывай глаза, водица, ночью милый пусть приснится", - до суровости серьёзная Отрада сердито шикнула на вздумавшую захихикать над немудреным заговором Добрею и первая склонилась к темной воде, набирая её в руки и под нос шепча заветные слова, пока подносила сложенные в горсть ладони к губам, чтобы отпить немного - а следом плеснуть на лицо, с особым тщанием протирая глаза - будто надеясь прямо сейчас увидеть на месте притихших подруг судьбой предназначеннего жениха, свой облик являть не спешившего.
- Теперича во сне придёт, - для пущей таинственности совсем понизив голос, почти пригрозила Деяна, потешаясь над чуть приметным разочарованием подруги, и потянулась следующей зачерпнуть неожиданным холодом обжегшей пальцы воды. И то неудивительно - наполняли они таз из ближнего же ключа, не пожелав идти до прогретой летним солнцем речки. И, не давая себе времени совсем замёрзнуть, девушка щедро окатила лицо водой, неразборчиво проговаривая все ещё казавшуюся детской дразнилкой фразу.
Ни суженых, ни ряженых на тёмном сеновале не появилось - только мурашки побежали по задней стороне шеи от затекших под ворот ледяных капель. Поежившись неуютно и качнув головой на вопросительный взгляд Отрады, Деяна поплотнее запахнула расписной платок, задумчиво пропуская между пальцев пушистые кисти. Снова раскрасневшаяся от подружьих насмешек Ждана опасливо потянулась тронуть якобы заговоренную воду - и взвизгнула тихонько, когда притомившаяся от ожидания Добрея подтолкнула её руку, за что в следующее же мгновение оказалась обрызгана.
* * *
Домой Деяна вернулась за несколько часов до рассвета, недобрым словом поминая расплескавших-таки воду подруг, слишком уж расшалившихся, когда на смену веселью начал приходить суеверный страх. Вроде и не изменилось ничего - да только отчего-то страшно сидеть дальше в тёмном сеновале. Мало ли, кого приведет беззвездная ночь в приютившуюся среди густых лесов деревушку...
Отец да братья спали на лавках, сестра свернулась калачиком на печи - не проснулись они от лёгкого шага затаившей дыхание девушки, споро раздевшейся и упрятавшейся от гуляющей по телу прохлады под тяжёлое одеяло. Жарко было в избе, на славу грела им с Младой служившая постелью печь - но каплями ключевой воды оставшийся на коже холод никак не желал уходить. Странно озябшая, Деяна куталась посильнее в одеяло, силясь побороть чуднýю хворь или хотя бы забыться, доверяя целительской силе сна. Но тот не шёл - и девушка только дрожала крупно, теряя ход времени. Не знала она, сколько прошло, когда озноб отступил наконец понемножку, оставив после себя неясную бодрость.
Запарившаяся теперь, девушка раскрылась, придержала край толстого одеяла, чтобы оно не накрыло сестру, - да только та подевалась невесть куда. Нигде на широкой печи не было видно тонкой девчачей фигурки - встревоженная Деяна, растеряв остатки сна, глянула в комнату - и обомлела, чувствуя, как вновь начинает дрожать - на сей раз от пробежавшегося липкой волной по тотчас взмокшей спине страха.
И отец, и братья сгинули, будто и не было их. Обычная сонная темнота предрассветного часа нарушена была тусклым мерцанием совсем тоненькой лучинки, стоявшей у веретена, за которым спиной к девушке сидела седая сгорбленная старуха. Деяне не надо было видеть исчерченного глубокими морщинами лица, чтобы узнать бабку Калиновну - старую знахарку, которую деревенские в своих разговорах иначе, как ведьмой, не величали. Да сколько бы ни ругали её за глаза - стоило ребетенку али скотине захворать, как в тот же вечер шли к Калиновне на поклон. Та сварливо ворчала, бранилась - бывало, и вовсе давала просителям от ворот поворот - но больного без своей помощи не оставляла ни разу. Деяна старуху побаивалась - из всех молодых одному Милюте хватало духу выдерживать вроде бы мутный, но цепкой злобой коловший самое сердце взгляд. Калиновна всегда была себе на уме - и не так до оборвавшегося под горлом сердца испугалась бы девушка, увидев ее ночью в избе с годик назад.
Да только минувшей весной отошла бабка из мира живых.
- Чаго глядишь? - скрипучий голос прозвучал неожиданно громко в мёртвой тишине, не нарушаемой больше даже дыханием готовой ополоуметь от ужаса Деяны, забившейся в дальний угол печи, - молодая девка - а зенки вылупила да бездельнчает. Нет бы уважить, помочь слепой старухе с пряжей... Почто молчишь, дурная? - гаркнула зло, оборачивая косматую седую голову и являя не тронутое печатью смерти лицо, девушке запомнившееся совсем другим - восковым, безжизненным. Только какой бы ни была Калиновна в ее памяти, сейчас та явно взъелась на никак не желавшую оказать должный почет шалопутку. Боясь ещё сильнее прогневать мёртвую, Деяна попыталась было прокашляться - но хриплый голос не стал оттого ни на толику чище:
- Так как же так, бабушка? Ты не бери за обиду, да только... мы тебя на исходе березня похоронили. Отчего ж ты вернулась? Дело какое неоконченное оставила али отпустить кого не смогла? - надеждам смягчить Калиновну догадливостью сбыться было не суждено - бабка рассмеялась сухо, каркающе, словно собственный голос царапал ей горло. Иной смех мог бы обнадеживать - от того, как хохотала старуха, девушке хотелось закрыть уши ладонями да зажмурить глаза, только бы не видеть ставшей совсем чужой избы.
- Как похоронили - так и упокоилась. Ни медяка, ни пуговки в дальний путь не дали - пожалели последних подарков для той, что всю вашу деревню проклятую на своём горбу вытащила да выкормила. Не найдёшь среди девок той, чьих детей бы ни я на свет принимала, - и чем отплатили мне, сыны бесовьи? - мёртвая ведьма гневалась все сильнее - и все страшнее становилось сжавшейся под чёрным колючем взглядом Деяне.
Весна та выдалась холодной и голодной - наперечет был каждый грош, и все же вправду многим казалось, что негоже оставить покойницу без даров в последнем путешествии. Прознавший о том староста, и сам истощавший, строго-настрого запретил отдавать все, что могли принести хоть самую мальскую пользу. Каждый, снявший по воле старшего ответ с собственной совести, понадеялся на соседа - и единственным прощальным подарком усопшей оказался вложенный в холодные ладони заплаканной Добреей букет показавшихся наконец из-под едва начавшего таять снега лесных цветов.
- Виноваты мы пред тобой, бабушка, страшно виноваты - отпусти меня, дай другим рассказать о том, что наш грех не дал тебе найти покой. Люд деревенский прислушается, устыдится - мы и проводы устроим, как надобно, и на дары не поскупимся. Ты только опусти, не губи меня, - взмолилась вусмерть напуганная девушка, складывая перед собой ладони.
- Вот же курица мокрая, - разъярившаяся, кажись, пуще прежнего ведьма хмуро глянула на Деяну и, в кривой ухмылке показав беззубый рот, поманила её сухим, на сморщенную ветку похожим пальцем, - поди-ка сюда, голуба. Поди-поди, не то хуже будет - уж я перед тобой соловьем заливаться не стану.
Прежде едва чувствующая собственные руки-ноги, девушка с дивной резвостью соскочила с печи и безнадёжно поплелась к поднявшейся ей навстречу старухе. Та вцепилась костлявой рукой в запястье - ухватила крепко, силясь для чего-то нащупать отдававшийся шумом в ушах пульс - а нашарив вроде бы, снова улыбнулась жутко, толкая Деяну к закрытому на ночь окну.
- Хотела, дурища, суженого своего увидать? Иди, приоткрой ставеньки, выгляни в окошко - он тебя небось заждался, родименький. Иди-иди, увидь своего бела мóлодца, будет, что поутру подружкам напеть на ушко, - Калиновна подогнала замешкавшуюся девушку пришедшимся пониже спины ударом - и та пропустила чуть ли не бегом, послушно растворяя ставни и ожидая увидеть одни лишь огни соседских домов.
Огней не было. Ничего не было - за распахнутым окном плескалась непроглядная, и капли света в себе не хранившая чернота.
От одного взгляда в ее глубину голова у Деяны пошла кругом - а стоявшая за спиной бабка расхохоталась жестоко и безумно - так оглушительно, что и ударов сердца не разобрать было за холодившим душу смехом. Отшатнулась бы она от окна, захлопнула б створки - да только ноги словно приросли к полу, а взгляд сам пытался найти хоть что-то в заменившей весь мир черноте. Не находил - а покойница за спиной заливалась и кричала:
- Видать, то тебе, ведьма, и суждено - тьма да холод, покойники да твари ночные нечистые.
Кажется, Деяна все-таки упала, вмиг ослабев, - и тут же попробовала подняться, не желая обрушить на себя злость утратившей после смерти последний разум старухи. Подскочила - и врезалась макушкой в низкий скат крыши над печью.
Млада тихо сопела во сне и прижимала к себе отброшенное сестрой одеяло. Жалостливым Дунькой выпущенный на ночь серый кот вылизывал лапу. За отпертым кем-то окном скупо чадил пробивавшийся сквозь щели меж ставнями свет деревенских домов, уже почти сменившийся первыми лучами солнца.