Нет под босыми ступнями холода, как нет его за широким воротом, - слишком жарко пылает едва поспевающий за колдовским танцем рук костер. Что ни имя на языке, то сгорает в нем, - что ни мысль, то проливается темной кровью с пальцев на дрова, поит огонь горькой памятью. Не найти в целом свете пряности душистее, не сыскать - молитвы оглушительнее той, что срывается бездумно с губ, каждым словом все ближе подбираясь к поймавшему ритм огненной пляски сердцу:
Мать-сыра-земля под ногами стелется -
мягким вейником, торфным вереском,
Мать-сыра-земля под ногами колется -
ржаным цветиком, пшенным колосом.
Небо-всем-отец над главою сердится -
белым пламенем, хмурым месяцем.
Небо-всем-отец над главою ластится -
звёздным отблеском, мирным настием.
Забери мою злобу, матушка,
одари в ответ гордой хладностью,
Забери мои слезы, милая,
оберни их из соли сладостью.
Ты прими мою нежность, батюшка,
подари взамен лютость стылую,
Ты прими мою слабость, яростный,
оберни её смертной силою.
Не прийти мне к капищу, не пропеть молебную
Ни девицей чистою, ни княжной наследною,
Ни женой возлюбленной, ни невестой нежною,
Лишь себя забывшей ведьмою мятежною.
Разлетаются сорочьими крыльями рукава, прогорают подобно юбке от самых краев, не обжигая запястий, вихрем искр усыпая росистые травы. Разве можно чувствовать хоть что-то кроме кружащего голову танца и ритмичее пульса звучавшей песни - тёмного заговора, что становится печатью верности, - пока из всего мира, из прошлого и будущего существует только бесконечная череда движений и слов? Нет боли, как нет ни облика, ни имени - лишь всепоглощающая ненасытным огнём ненависть - безусловное знание, ставшая плотью и кровью война с ещё не получившим свое проклятье врагом:
Ой да выйдет князь из чертогов светлых, ой да выйдет князь - в чисто полюшко...
