К деревне они с Кэлиской вышли только к ранним сумеркам, вздрагивая от малейшего дуновения усилившегося к ночи ветерка и принимаясь озираться пугливо, стоило даже самому неразличимому шороху коснуться их слуха. Роутэг предлагал своей невольной спутнице дождаться его в одном из укромных лесных местечек, где добраться до неё не удалось бы и самому лютому зверю, - но та воспротивилась с неожиданным упрямством, совершенно тщетно пытаясь скрыть овлвдевающий ею с каждой минутой все полнее страх.
Сам юный охотник чувствовал себя немногим более смелым - но присутствие так и порывавшейся вцепиться мертвой хваткой в его рукав девочки странно придавало ему отваги, заставляя храбриться в надежде успокоить её собственным примером. Каким бы бездарным лицедеем он ни был, кажется, некоторых успехов в этом начинании ему все же удалось достигнуть - по крайней мере, чем ближе они подходили к окраине леса, тем реже Кэлиска вздрагивала, выдавая этим невольным движением отчаянное желание метнуться за спину своего спутника - и, нашарив почти судорожно его ладонь, потащить за собой обратно в переплетение толстых стволов, ей представляющихся обманчиво безопасными.
Роутэг мог бы без приукрас рассказать ей всю правду о том, сколько смертельных угроз на самом деле таили в себе подпиравшие небо зелёные своды, - но предпочитал придерживать язык, вслушиваясь настороженно в разбавленную хорошо знакомыми ему звуками тишину леса. Он знал их все наизусть - и беспокойный щебет перелетающих с ветки на ветку птиц, и мерное журчание горного ручейка, и шелест тревожимой ветром листвы - выучил чудным чутьем раньше, чем законы собственного племени, едва ступив впервые под сень многовековых деревьев. Только тяжёлое, напоминающее моментами тихие всхлипы дыхание идущей прямо за его плечом девочки - нарушало сейчас привычную гармонию, приводя далёкого от утешений охотника в состояние ещё большего смешения.
Стоило им выйти к остаткам деревни, как очевидно стало, что все усилия, приложенные им в попытках умалить страх Кэлиски пошли прахом за считанные мгновения - заглядывая в легкомысленно распахнутые ворота, она вскрикнула, тут же зажимая рот руками и широко распахивая глаза. Видимо, насколько бы ни был отравлен ее рассудок испугом, мысль о том, что зверь-в-людской-шкуре мог все ещё скрываться где-то в развороченной деревне, все же достигла её разума, переполошив ещё сильнее прежнего.
С противным ему самому равнодушием отмечая схожесть соплеменницы с лупоглазой темной рыбкой вроде тех, что водились в любой из горных рек, Роутэг неловко похлопал её по плечу, через силу сдерживая поднявшееся горячей волной в груди раздражение на чужую трусость и глупость - если Истэка действительно был сейчас где-то поблизости, то от его обостренного слуха никак не мог ускользнуть звонкий девочий голос. Им следовало как можно быстрее взять самое необходимое - и убираться подальше от не способного защитить больше никого частокола.
Вдохнув полной грудью прохладный вечерний воздух, он и сам всмотрелся в тёмный провал ворот - и почувствовал с необычайной ясностью, как вся собранная в кулак из закоулок сознания решимость дала трещины, оспыпаясь мелкой крошкой и погребая под собой всю напускную смелость, в мгновение ока покинувшую теперь выражение загорелого, слегка тронутого веснушками лица.
Замыливающая зрение пелена сумеречного полумрака должна была, наверное, сглаживать представшую взгляду охотника жуткую картину - но почему-то лишь придавала ей ещё бóльшую ужасающую красочность, от которой по спине его под грубой тканью рубашки побежали мурашки, заставив мелкие кудри на затылке зашевелиться. Сколько бы раз ему ни приходилось освежевать убитых животных - выпотрошенное и разодранное в крупные клоки человеческое тело оказалось для двенадцатилетнего мальчишки слишком чудовищным зрелищем - а он никак не мог оторвать глаз, с непонятным упрямством пытаясь найти хоть какое-то отличительные признаки, по которым возможно было бы определить, чей изувеченный труп встретил их на пороге родного дома, и отмечая краем онемевшего сознания глухой перестук самодельных бубенчиков в чуть развивающихся на ветру волосах Кэлиски.
Мог ли он знать, десяток часов назад, спеша убраться подальше от старшего соплеменника, чем обернётся участие последнего в безобидном обряде, призванном открыть традиционные, испытания, предшествующие ежегодному ритуалу посвящения в мужчины?..
Утреннее столкновение с недолюбливающим его Истекой недолго занимало мысли юного охотника, взбудораженного перспективой впервые за годы жизни по полному праву присоединиться к длинной череде провожатых, вместе с испытуемыми поднимавшихся от северных ворот деревни к подножию вершины Сур-Мӱлӓндӹн, откуда готовые вступить во взрослую жизнь мальчишки должны были отправляться уже самостоятельно, чтобы через несколько дней вернуться домой - почти признанными мужчинами. Из года в год, из века в век - до сегодняшнего дня эти обычаи оставались неизменными даже в самых мелочах.
Верно, старый шаман Телатки в самом деле знал что-то о нависшей над племенем опасности - и потому в последнюю ночь перед началом испытаний разнес со маленькими горами весть о том, что на сей раз сопровождающие смогут дойти до самого Пӹцкемӹш-Олыка - небольшого выженного уступа, во время подъёма на вершину бывшего обычно одним из немногих подходящих для привала мест. Пройти к нему можно было лишь парой извилистых узких горных тропинок - ничего удивительного, что в момент, когда один из испытуемых юнош бросился с оглушительным рыком в толпу наблюдателей, в прыжке сбрасывая людскую шкуру и принимая звериное обличье, никто из ставших свидетелями этой быстрой, лишенной жалости расправы, не успел укрыться от когтей и зубов, с лёгкостью обоюдоостро заточенного меча разрезающих чужую плоть.
Никто - кроме юного охотника, которого за несколько мгновений до начала конца существования племени запахнул полой своего плаща Телатки, строгим, не терпящим возражений тоном приказавший - со всех ног мчаться в лес и затаиться в его глубинах до первых сумерек. Не давая Роутэгу вставить ни слова, седогривый шаман лишь подтолкнул его с появившейся откуда-то в слабом от старости теле силой, благословляя коротким заговором и скользнувшей в выцвевшем взгляде отеческой нежностью. И мальчик побежал - легконогий, всегда отличающийся среди сверстников почти нечеловеческой стремительностью бега - побежал, не оглядываясь, даже когда за его спиной следом за громким рычанием раздались рвущие душу крики, от которых кровь стыла в жилах.
Вся дорога до почти физически ощутимо тянувших его к себе глубин леса безнадёжно смазалась в памяти - Роутэг отчётливо мог вспомнить лишь момент, когда, стремительно несясь по звериным тропкам, он расслышал в природных шумах чьи-то неосторожные шаги - и, вытащив самодельный нож, с семи лет не покидавший его пояса, отважно выступил навстречу опасности.
Вместо чудовища с окровавленной пастью из-за широкого ствола старой сосны показалась, однако, заплаканная Кэлиска, при виде знакомого лица не сдержавшая облегченной улыбки - и тут же принявшаяся утирать блестевшие на щеках слезы, вместо того бесполезно размазывая их по смугловатой коже. Объяснять причины своего появления на лесной опушке онв категорически отказалась - охотнику, впрочем, хватило пары её оговорок и смущенных хмыканий, чтобы понять, что девочка покинула деревню, желая последовать его детскому примеру - и тайком пробраться к месту обряда, появляться на котором представительницам женского пола было строго-настрого запрещено. Ровно столь же категорически - сколь не досиигшим определённого возраста девочкам запрещено было выходить за пределы деревни - ничего удивительного, что Кэлиска потерялась, едва силуэт частокола растворился среди деревьев, лишая её последнего ориентира. Обещая кратко рассказать о произощедшем по пути, охотник с тяжелым сердцем - повёл её за собой в чащу к излюбленному укрытию, морщаясь от количества звуков, которые производила невольно его спутница, пока сам он даже шагал совершенно бесшумно, с каждой минутой углубления в лес будто сливаясь понемногу с этим единым организмом, принимающим мальчишку за родного.